в очередной раз собой погордиться: программу я в свое время отрихтовал идеально. Но толку мне сейчас от этой гордости было не много, к разгадке непонятных сбоев я не приблизился ни на шаг.
И вдруг меня словно по голове чем-то тяжелым стукнуло: а с чего я, собственно, взял, что в работе этой замечательной софтины были сбои? Потому что консул Юра так решил? А он как до подобной мысли додумался? Ах, ему местные юзеры нажаловались! С пальмы слезли и стали листингами с ошибками программного кода размахивать!..
Кстати, о листингах… Я довольно внушительно припечатал себя кулаком по лбу. Разумеется, идеально работающий код я не собирался вычитывать. А вот лог-файлы следовало посмотреть в первую очередь! Ведь все возможные ошибки и сбои, вообще вся статистика работы системы, строго фиксировались.
И вот тут наконец меня поджидало нечто интересненькое! Во-первых, как оказалось, кандидата за все двадцать выборов было всего два. Во-вторых, первые восемь выборов за кандидата номер один проголосовало примерно девяносто процентов избирателей, следующие восемь — столько же за второго, а вот потом началась бессмысленная чехарда. Мало того, что за обоих теперь голосовали примерно поровну, но, самое интересное, что количество легитимных голосов резко упало, число же некорректных вводов (оба «за» или «против», либо ввод только одного параметра) возросло с пятидесяти процентов на семнадцатых выборах до девяноста пяти на двадцатых!
Это что же такое получалось? То ли население Свобьи резко деградировало за два года, что, в общем-то, маловероятно, то ли народ настолько разочаровался в обоих кандидатах, что голосовать за них попросту не хотел. Этот вариант показался мне наиболее очевидным. Так при чем же тогда наша система в целом, и моя программа, в частности? На этот случай у нас, русских, неплохая пословица есть: дескать, на зеркало неча пенять, коли рожа крива. Или, как мы, программисты, сказали бы: дивайс не стоит пинать, коль кривые дрова. Тут ведь, получается, не нашу, а ихнюю, свобьянскую систему лечить нужно. Не электронную, политическую. А лучше менять. А еще лучше отобрать у дикарей электронику, вернуть им дубины, и пусть голосуют ими, покуда у них силушки хватит, а у кандидатов — крепости черепов.
Правда, я тут же слегка устыдился своих мыслей — и впрямь ведь ксенофобией они попахивали, но суть-то все равно была правильная. Так мне в тот момент казалось.
А потом в серверную вошел Бив. Ну, это я потом узнал, что его зовут Бив, а тогда, помню, подумал: куда это охранники смотрят, сумасшедших клоунов в консульство пускают!
Бив и впрямь был похож на клоуна: красный нос картошкой, широкий, ярко-алый толстогубый рот, огромные оттопыренные уши; да еще и сам длиннющий и худющий, как соломинка для коктейля. И одежда на нем была тоже клоунская: широченные штаны в желто-голубую полоску, что-то вроде кургузого фиолетового пиджака на голое тело и зеленый колпак над рыжими, разумеется, локонами. Правда, несмотря на веселую раскраску, ткань его одежды выглядела грубой и жесткой, вроде брезента.
В остальном вошедший полностью выглядел как человек. Даже пальцев у него на каждой ладони оказалось все-таки по пять. Но я ведь откуда-то помнил, что у свобиян что-то должно быть не так с руками! Странно…
А сумасшедшим он мне показался потому, что вел себя совершенно придурочно: приближался ко мне короткими прыжками, после каждого замирал, хлопал себя по щекам, выкрикивая нечто вроде «О-хро-хро!», и снова прыгал.
Я невольно попятился. И тогда клоун перестал дергаться и сказал по-русски, совершенно без акцента, разве что едва уловимо пришепетывая:
— Не пугайтесь, это наш ритуал приветствия особо уважаемых персон. Меня зовут Бив, я председатель свобьего избиркома.
— Свобьянского, — машинально поправил я, все еще находясь в некой прострации от происходящего.
— Лучше все-таки свобьего, — сказал Бив, вежливо склонив голову.
— Да ладно, — сказал я. Что сказать еще, я никак не мог сообразить. К счастью, говорить, причем очень эмоционально, начал сам председатель избиркома.
— Выручайте! — заломил он тонкие руки. — Мы погибаем! Да-да, наша цивилизация находится на краю гибели! Еще немного, и мы превратимся в орды необузданных дикарей. Тюрьмы переполнены, в народе зреет бунт, обе вершины правления — в жестокой конфронтации, готовой вылиться в братоубийственную войну…
— Но почему? — перебил я наконец Бива. — Почему переполнены тюрьмы? Почему зреет бунт? И при чем тут, ешкин кот, наша система голосования?!
— Как?.. — захлопал длинными клоунскими ресницами Бив. — Как при чем?.. Она же… Она перестала работать. Народ приходит на избирательные участки, явка у нас стопроцентная, за неявку наш справедливый закон предусматривает длительное тюремное заключение… Так вот, народ приходит, голосует, но количество непринятых системой голосов достигает уже чуть ли не девяноста процентов!
— Девяносто пять, — поправил я. — На двадцатых было девяносто пять.
— Тем более! — воскликнул Бив. — А ведь за некорректное голосование наш закон тоже предусматривает тюремное заключение. Небольшое, пять лет, но все же. Стены тюрем уже трещат! Я не верю в столь массовый саботаж. Отсюда вывод только один: неисправна система голосования.
— Она исправна, — обескураженно пожал я плечами. — Только что проверял.
— Но что тогда?! — вскинул к потолку руки председатель.
— Не знаю, — признался я. — Но, может, я чего-то не понимаю в вашей, — я подчеркнул слово «вашей», — системе? Почему, например, выборы у вас проводятся так часто? Почему сначала большинство голосов отдавали первому кандидату, а потом стали отдавать второму? Почему, наконец, кандидатов всегда двое, причем, всегда те же самые?.. — Я остановился, чтобы перевести дух, но Бив тут же воспользовался паузой:
— Кандидатов двое, потому что их двое. Откуда взяться другим? Первый — наш глубокоуважаемый герцог Лэш, второй — народный выдвиженец Пум. Дело в том, — опередил мой новый вопрос председатель, — что когда мы установили с вами дипломатические отношения, наш справедливейший герцог, единовластно правящий Свобьей до этого, загорелся вашими идеями демократии и постановил устроить народные выборы. Народу было позволено выдвинуть свою кандидатуру. Но только одну, разумеется, ведь герцог тоже один. Поэтому кандидатов только двое: Лэш и Пум. Чтобы все было по-настоящему демократично и предельно честно, герцог заказал у вас электронную систему голосования, полностью, как вам известно, анонимную…
— Но сигнализирующую о неправильных вводах, — добавил я с легкой ухмылкой.
— А как же иначе? — расширил глаза Бив. — Если избиратели начнут мухлевать, сознательно срывать голосование, разве это будет честно?
— Нет, — признался я. — Но сажать за это в тюрьму — недемократично. Ведь выборы должны быть свободными.
— Свобьими, — поправил председатель. — А в новом законе Свобьи ясно сказано: за некорректное голосование — пять лет лишения свободы. Без права обжалования. Учитывая, что это прекрасно
